Как лежу я, мoлодец, под Сарынь-горою,
А ногами резвыми у Усы-реки…
Придавили груди мне крышкой гробовою,
Заковали рученьки в медные замки.

Каждой темной полночью приползают змеи,
Припадают к векам мне и сосут до дня…
А и землю-матушку я просить не смею –
Отогнать змеёнышей и принять меня.

Лишь тогда, как исстари,
от Москвы Престольной
До степного Яика грянет мой Ясак –
Поднимусь я, старчище,
вольный иль невольный,
И пойду по водам я – матёрый казак.

Две змеи заклятые к векам присосутся,
И за мной потянутся чёрной полосой…
По горам, над реками города займутся,
И година лютая будет мне сестрой.

Пронесут знамения красными столпами;
По земле протянется огневая вервь;
И придут Алаписы с пёсьими главами,
И в полях младенчики поползут, как червь.

Задымятся кровию все леса и реки;
На проклятых торжищах сотворится блуд…
Мне тогда змеёныши приподнимут веки…
И узнают Разин, и начнётся суд...

Как лежу я, молодец, под Сарынь-горою,
А ногами резвыми у Усы-реки.
Придавили груди мне крышкой гробовою,
Заковали рученьки медные замки...

1909 Алексей Толстой